когда потеря обращается в подарок...Часть 10

(фото в реанимации с маской после 2-ого стента)

Часть 10

 

Я начинаю писать заключительную часть из нашей истории с Самуилкой. Пока не получилось уложить последние события в один блог. Значит, будет еще один… Ты со мной, дорогой читатель?

 

Дышит сам

 В субботу, после встречи с моей подругой на парковке у больницы, мы поехали домой. Полтора часа езды для нас никогда не были мучительными – они пролетали как мгновения в наших разговорах с мужем, в раздумьях и тихих молитвах. Я разослала очередное сообщение всем, что Семе поставили второй стент, и просила продолжать молиться за его полное восстановление. Впереди нас ожидали выходные – в тесном кругу семьи, в семейных молитвах, в ожидании чуда… Помню, как в понедельник утром позвонила в реанимацию, задавала уже привычные «дежурные» вопросы…и тут мне отвечают, что его состояние начало улучшаться и вскоре моего Семку планируют переводить с искусственного дыхания на маску. Ого! Подумала я… вот так новости! Я полетела в Добеле ловить автобус до Риги… Приезжаю, захожу в реанимацию, а нас, оказывается, уже перевели в другую палату – отдельную, закрытую… Захожу к Семке, а он.. действительно дышит сам! Довольный, качает головкой, сжимает и разжимает кулачки, двигает ручонками и ножками (сколько позволяют ремни) и…улыбается! Вовсю улыбается мне и что-то там хрипит (после интубации связки были повреждены)… Какая радость! Какое чудо! Он улыбался уже после первого стента (несмотря на свое ужасное состояние), но теперь у него в глазах искрила жизнь и неподдельная радость. Мой герой широко улыбался, несмотря на зонд во рту, который ему был не по душе.

 

Удивительно… я как-то рассказывала лечащим врачам в кардиологии, что он улыбался мне в реанимации – со всеми трубками в горле и с жидкостью в легких… раз так, мне отвечала наша лечащая врач-кардиолог, то значит, ему не было так плохо… потому что, когда совсем невыносимо и плохо, дети не улыбаются – они не могут подделать радость…у них все на лице написано. И я поняла – благодать просто хранила Семку… он должен был страдать еще больше, при его диагнозах должно было быть больнее, чем было… но Бог просто окутывал его Своей благодатью! Потому что он улыбался. Широко, загадочно, щедро и тепло. Какое это было утешение для меня! Ведь дети не могут подделать радость или спрятать свои страдания и боль. И тут Бог нас не оставил.

 Итог - ему действительно лучше - второй стент вставили очень удачно – он расширил вену до нужного объёма, и за три дня Семка просто воспрянул на глазах. Конечно же, вены растут (как и весь организм малыша), и со временем стент надо будет расширять, и еще есть куча неизвестностей (что будет дальше), и гарантий никаких нету… но это было не важно. Я понимала, что ему лучше и это было главное. Бог ответил на наши просьбы – Семка семимильными шагами возвращался к жизни! И вот, звучит заветная фраза -  Мамочка, готовьте вещи, вас скоро будут переводить в кардиологическую палату… Я не верила услышанным словам… Что? Так скоро? А я готовилась к очередной битве и долгому восстановлению в реанимации… Домой я улетела как на крыльях. Я уже настолько привыкла жить на чемоданах, что собрать комплект самых нужных вещей и одежды не составляло труда. Все укладывалось в одну-две сумки. Остальное докупалось (сама или друзья, посещавшие нас в больнице) или муж привозил. Быстро собрав вещи, и зарядившись любовью близких и родных, я снова оторвала свое сердце от Сонечки, от семьи, и во вторник рано утром поехала к сыну. В надежде, что скоро мы с ним ВМЕСТЕ вернемся домой... Так мы успокаивали СОнечку и в это верили всем сердцем. 19 июля утром я стою на остановке в своем небольшом селе. Подъезжает междугородний автобус с Лиепаи, и вот я уже еду в Ригу, к своему малышу. В сердце - радость неизреченная! И все молитвенники по всей стране и в разных странах радуются вместе с нами!

 

Новое воссоединение

Я на месте – это 4ый этаж – кардиологическое отделение детской университетской больницы в Торнякалнсе. Знакомые коридоры, знакомые врачи. Я снова тут. И Семка снова тут. Как же здесь уютно и приятно находиться по сравнению с реанимацией! Я очень долго ждала нашего воссоединения с Семочкой, но, честно сказать, и радовалась, и переживала – а как теперь будет? Легче или труднее? Как будто мне заново надо было строить отношения со своим крохой, только теперь он уже был повзрослее и с «боевыми шрамами» и недетским опытом за плечами… как он отреагирует на меня? Не обидится ли, что меня так часто не было с ним в реанимации?  Нам выделили уже другую палату, правда, поближе к дежурному пункту – чтобы мы всегда были на виду у медперсонала…

Я наконец-то захожу в палату. А Семка уже лежит там на большой кровати – один одинёхоньки, завернут в белое больничное одеяльце, без трубок, без сенсоров, без проводов, без ничего. Полнейшая тишина. только дверь открыта (чтоб медперсонал слышал его) Я думала, что он спит. Но подойдя к нему, я увидела его большущие зеленоватые глаза, которые пытливо изучали наше новое «жилье». Он там лежал такой спокойный, такой маленький и такой взрослый. Я положила сумку на кровать и подошла к нему. Он смотрел на меня. Довольный, счастливый, улыбающийся. Как будто не было никаких операций, никаких осложнений, никаких воспалений легких, никаких страданий, никаких одиноких дней и ночей, когда меня не было рядом с ним. Он не обижался на меня, не плакал. Он радовался мне!

 

 В нашей палате были только он, только я и наша совершенная радость воссоединения. Господи, наконец-то! Я с трепетом взяла его на руки и ворковала ему о том, как же я его люблю и как же я им горжусь. А он все шире и шире улыбался, как будто получил первую в жизни конфету. Он был потрепанный, грязный, уже месяц или два как не мытый (в ванной). Он был похож на маленького воина, что только недавно вернулся с войны. Он то смотрел на меня, то на свой нос – искал прозрачную гофрированную кислородную трубку, которая так долго маячила ему перед глазами, которые уже немного начали косить к центру… Я никогда не забуду его победоносное выражение лица в тот день.

 

(фото – Семка после реанимации)

 

Только помыв его, переодев в новую одежду, нафоткав свое маленькое счастье, я увидела сжатые кулачки, которые он по привычке держал согнутыми в запястьях (от ремней), и увидела все синяки от бесчисленных уколов от анализов и катетеров… в реанимации грязь (от пота, от желтого бактицидного средства, от мазей) это все как-то скрывала, а провода и трубки перетягивали все внимание на себя.. теперь же я видела все его недетское убранство во всей «красе»… подступили слезы… мы все наверстаем… обязательно наверстаем всю не выданную ласку и любовь, и вся боль забудется… Я молилась, чтобы Бог просто исцелял не только его тело, но и душу – чтобы последствия пребывания в реанимации были стерты с его памяти, с его тела… И я благодарила за наше воссоединение, ведь главное было, что он теперь тут со мной.

 

(фото – в отделении)

 

Я обустроила палату на свой лад, разложила вещи по местам…настало время кормления, а я не знала, что и делать. Зонд вставлять или с бутылки кормить? Грудь давать? Не знаю… К тому времени у меня было в два раза меньше молока – дома я себя не могла так строго организовать, чтобы сцеживаться каждые 3 часа, тем более, без прикладывания к малышу, организм сразу реагировал соответственно – молоко пропадало… Решили, что буду сцеживаться и кормить его с бутылки. Поэтому в больнице кормили и меня как кормилицу. Нам срочно нужно было набрать вес, потому что наши пухлые щечки уже все обвисли, а ножки были ну совсем тоненькие. В плане веса и развития (физического) до наших возрастных нормативов нам было далеко, но я просто поняла, что надо потихоньку двигаться вперед. По чуть-чуть увеличивать дозу молока, по чуть-чуть уменьшать успокоительные, которые нам надо было еще пить (за месяц он привык к сильным успокоительным лекарствам помимо тех лекарств, которые ему надо было пить по 2-3 раза в день как сердечнику). По чуть-чуть наверстывать упущенное, снова учиться быть и жить вместе 24/7. Воссоединиться по-новому со своим сынишкой - пока в больнице, а потом уже и дома.

 

 

(фото - на 3тий день после реанимации)

1 месяц

 

Бог нам дал один прекрасный месяц совместного проживания в больнице. Это была неописуемая радость – видеть, как в первые недели он становился озорным, веселым, как начал опять тянуться к игрушкам и теребить их. Мы начали принимать ванную почти каждый день. Снова начали гулять на улице! Я наслаждалась его спокойным и тихим дыханием во сне, а ежедневные проверки главных показателей здоровья стали приятной процедурой, которая радовала, а не заставляла тревожиться о том, что у него там за сердцебиение, сатурация кислорода в крови, скорость дыхания в минуту и т.д… Я порхала в благодарности Богу по палате вместе с Семкой на руках.

Через неделю я созвонилась с той самой пастором Натальей, через которую Бог дал мне ответ на мои вопросы о том, виновата ли я в том, что Семка родился такой… Она мне передала еще одно послание свыше – это было конкретное место из Священного Писания (книга пророка Иезекиля 38 глава), основываясь на котором, Бог говорил нам с мужем, что он откроет наши гробы… откроет и выведет нас оттуда, вложит в нас Своего Духа и поставит нас на нашу землю. И тогда мы узнаем (убедимся, удостоверимся), что Он – настоящий Господь (что Ему подвластно все). Другими словами, это испытание было допущено в нашей жизни, но цель его – нас изменить, дать настоящую жизнь и новую сущность. Она также сказала, что было понимание, что все это будет длиться 3 года, начиная с этого дня – 26 июля 2016 года. Верьте или нет, но теперь я сравниваю каждое 26 июля последующих лет и вижу, какие огромные перемены происходят во мне и в моей семье. Я на самом деле предвкушаю, что же нас ждет впереди. Не боюсь… но предвкушаю!

 Итак, послание было весьма серьезное, но с большой надеждой и ободрением по поводу будущего. Действительно, если Бог что-то и говорит в нашу жизнь, то не просто, чтобы нас позабавить. Чаще всего это значит, что впереди ждет настоящая буря и это слово будет служить якорем и путеводной звездой в трудностях, которые надлежит пройти… Но это слово – гроб – заставило меня задуматься… Хмм… подумала я. С Семкой теперь все хорошо, а тут – гроб… неужели, Господи, он умрет, а Ты его воскресишь? Неужели все дойдет до гроба? А есть ли у меня такая вера? Потом наш разговор перешел в другое русло… Но, смотря теперешними глазами на то, что было тогда, я понимаю, что в очередной раз Бог меня не обманывал. Просто я не понимала истинного значения этих слов (что означал гроб), и, наверное, не была готова их понять нейтрально и беспристрастно, потому что мой молитвенный курс держал меня строго по направлению полного чудного исцеления и ни на грамм меньше.

 Но я четко понимаю, что Бог меня не судил и не осуждал за мою просьбу и желание и веру в исцеление. Я не могу сказать, что моя вера была совершенной и такой, что могла двигать горы. Но я точно верю, что во мне осталось что-то намного ценнее чуда, которое я не получила. Это любовь. Любовь к Богу, которая взращивает во мне веру, которая ценит Целителя больше просимого исцеления, Даятеля – больше всех Его даяний и даров… Я верю, что Своим молчанием на эти конкретные молитвы Бог проявил уважение ко мне. Даже если исход не такой, какой мы ожидали, и даже если мы сделали что-то не так… Бог никогда не судит и не винит нас за это. Он просто учит нас верить дальше, больше, крепче (если мы достаточно смиренны и хотим учиться верить Ему дальше по-настоящему, отпустив предыдущий опыт разочарований).

 Итак, я действительно не могу сказать, что в тот момент я понимала суть и значение этих слов до конца, хотя нутром чувствовала, что исход все равно будет хорошим (и он действительно прекрасный, только он не такой, каким я его представляла на тот момент). Послевкусие этого разговора с Натальей еще долгое время давало мир и покой моему сердцу – Я увижу и познаю Бога через эту ситуацию, как никогда раньше… к этому я и стремилась.

 

 Лишь Сосуд

 Один совместный месяц с сыном… Это было и прекрасно, и тяжело. Когда нас перевели в отделение, Семке давали много лекарств, и это разрывало мое сердце. Не потому, что лекарств было много (я с лекарствами не воевала, не противопоставляла их молитве и исцелению), а потому что желудок уже был хорошенько ими потрепан и Семка частенько срыгивал. Порой мне надо было быть «жонглером», укачивая его в своих руках, чтобы как-то удержать содержимое его желудка в желудке, при этом умудриться аккуратно дать ему лекарство (которое вызывало рвоту, т к раздражало желудок), да еще успеть сделать другие дела.

Жизнь опять вошла в график, который делился на 3 часа – каждые 3 часа (днем) я его кормила, так как очень важно было набрать вес. Помню, как легко порой было впасть в отчаяние, когда мне рассказывали о нормативах нашего возраста, а у нас не получалось съесть эти 120-130 мл за раз. А домой нас не отпускали – мы были слишком худенькие и, как нам говорили, если бы нас выписали, мы бы просто вернулись в больницу, через недельку-две, в состоянии обезвоживания…

Нам назначили физиотерапию. С нами занималась чудеснейшая физиотерапевт, но Семке все занятия давались очень трудно, было видно, что для него, казалось бы, элементарные вещи, которые должен делать 2-3 месячный ребенок, были большой нагрузкой. И дело было не только в том, что он был под наркотой столько раз и так долго лежал привязанным к кровати в реанимации. У него еще была большая и тяжелая головка (из-за гидроцефалии), а работа стента в легочных сосудах, казалось, была обусловлена в какой-то степени его расположением…то есть, если не так возьмешь его, то он синел, ему дышалось труднее… Верою я смотрела на него как на здорового ребенка. Я училась не бороться со всеми этими очевидными пороками и диагнозами, но просто доверяла Богу, что Он с этим всем разберется. Как Он это сделает, я понятия не имела. Поэтому мы ходили на эти процедуры, от которых, по сути, ему не легчало…

 

(фото с физиотерапевтом)

 

Метод Калдарона

 Через неделю-две, Семка уже уставал сосать бутылку (после всего, что он прошел, я его за это не смела винить), но это были первые показатели того, что наша позитивная динамика застряла на одном месте и не двигалась вперед. Помню, как однажды, гуляя по парку с коляской, я просто плакала и жаловалась Богу – ну почему мы не можем нормально набрать вес?! Я так хочу домой!.. Я жаловалась, пока внутри наконец не стало пусто и тихо… Я катала коляску по до боли мне знакомым тротуарам…как вдруг вспомнила свою молитву у того же светофора месяца полтора-два назад. Тогда я стояла вся заплаканная, я просто рыдала навзрыд от боли в душе… Это был тот день, когда я узнала о стенозе…и не знала, смогу ли еще раз когда-нибудь в жизни купить своему сыну памперсы…я тогда молила Бога, лишь бы он остался жив…а теперь я гуляю с ним по улице и ропщу, что он вес набрать не может… мне стало стыдно… та же улица, те же тротуары, тот же светофор…и такая разная я в зависимости от ситуации… Я перестроила свою молитву – с того дня решила не роптать о том, чего у меня нету, но быть благодарной за то, что у меня есть на данный момент – а на данный момент мы катаемся в коляске, улыбаемся, дрыгаем ножками и ручками, и наслаждаемся летом! Что может быть лучше?

 

 

Конечно, с весом надо было что-то делать, потому что мы просто "танцевали" вокруг да около 5 кг. К тому времени нам уже исполнилось 4 месяца, и наша лечащая врач посоветовала нам вводить прикорм… Помню, как я начала с банана (калорийность – высокая, да и вкус сладкий). Чего б я только ни сделала, чтобы только мы набрали вес и наконец-то попали ДОМОЙ! А Семке понравилось – правда, не знаю, что больше – смотреть на меня и улыбаться во время кормления, или все же тот самый банан…

Помню, как в тот день он сидел в автокресле и дурачился. Язык показывал, улыбался мне, смотрел на меня живенькими глазами. Я уже заметила, что он учащённо дышит. Но он все равно улыбался. Я умудрилась ему вкормить пол-банана! А к нам в палату зашел наш кардиохирург. Осмотрел Семку и заметил, что дыхание учащенное, посмотрел шов на грудине – он не рубцевался так, как надо… проверил температуру правой и левой руки и ноги… Было видно, что ему становится хуже.. почему так? Вполне возможно, что стент сошел с места, и там развивается какая-то турбуленция, ведь кровь постоянно движется, а стент был и есть инородное тело…

 Кардиохирург смотрел на Сему, а Сема улыбался ему в ответ. Он предложил обдумать вариант операции за границей – использовать метод Калдарона… он рисовал на листке бумаги разработанный метод канадского детского кардиохирурга, где все легочные вены (со стенозом) обрезаются, и вокруг сердца, в обход, шьется одна большая вена, соединяющая какие-то нужные части одна с другой… Он смотрел на Семку и говорил, что ему такая операция могла бы помочь в случае прогрессирующего стеноза, но такие операции делаются за границей и не оплачиваются государством…в Эстонии или Италии, кажется, такая операция стоит около 18 000 евро… но есть всевозможные фонды, которые могут помочь собрать финансы…а подготовка займет как минимум две недели…такое время у Семки еще есть… он ушел… оставив нас с мыслями об операции.. почему он пришел именно в такой счастливый момент?!

Обрезать вены у Семкиного сердца? Сшить их вместе и пустить по кругу?.. Господи, помилуй! Неужели такая операция – это путь для нас? Было такое ощущение, что кто-то что-то обрезал у меня внутри, в моем материнском сердце…надежду на чудо. я смотрела на Семку и просто вздыхала от понимания, что врачи ему дают максимум месяц-два (в лучшем случае, если ухудшения не нагрянут на нас быстро и агрессивно). Он также посоветовал не нагружать Семкин организм и вставить ему зонд для кормления…

Нам его вставили, потому что действительно потом мало сам выедал из бутылки. Я пробовала давать ему смесь через зонд, а со смесью лекарства еще больше не принимались желудком. Началась эпопея исследования желудка – почему так сильно и много срыгивает… пока мы занимались этим вопросом, я просто поняла, что лучше грудного молока для него ничего нету (пусть он весь в прыщах от него…вернее от молочки, которую я так любила, и на которую позже забила, чтобы не мучать его желудок и кожный покров). А молока-то уже было в 2 раза меньше нужного.

Я вспомнила про очень хороший рецепт от Натальи, как вернуть молоко (она сама – мама троих детей), и я в отчаянии начала спасать ситуацию - поехала на базар в центр, накупила сухофруктов, сделала все по рецепту и… молоко вернулось – жирное, лососевого цвета и в нужных объемах. Слава Тебе, Господи! Конечно же, потом новые стрессы сразу же опять негативно сказывались на молоке, потому что я - то пробовала кормить его своим молоком, то опять переходила на смесь, потом комбинировала все… Но мы по сути танцевали вокруг 5 кг – то набирали, то теряли. Плюс ко всему я – неуверенная в том, чем же его кормить. Наверное, это была моя усталость. Две или три недели я пробыла в больнице и под конец уже волком выла – нужна была подзарядка, душа рвалась на служение в церковь.

 

Лишь сосуд

Мне просто надо было вымолиться, выплакаться перед Богом у алтаря, а особого времени на это как-то не находилось – без машины в знакомые протестантские церкви добираться на общественном транспорте было просто нелепо (на одну дорогу я бы потратила часа 2)… По сути, моя молитва не хромала, она меня держала на плаву и помогала сохранять мир, а разговоры с мужем по телефону, но Скайпу, с другими близкими людьми, да и визиты родни в больницу были на вес золота. Но мне не хватало вылазки. Пару раз меня «спасали» рижские друзья, включая мою подругу, о которой я писала в предыдущей части своей истории.  Я попадала в церковь – попадала в общение с верующими людьми, переживала по-новому Бога, слышала проповеди и снова поднималась в вере, в силе, и могла возвращаться в больницу к сыну и смотреть на него глазами веры, а не сожаления, потому что к концу июля Семка начал сдавать позиции - давление в легких начало подниматься, а в сердце понемногу начали ухудшаться какие-то показатели…

Понимая, что Бог со мной в больнице, мне было непросто видеть, как он снова чахнет – я чувствовала покой и Божье присутствие в палате, но сыну становилось хуже, несмотря на мои молитвы и сильнейшую поддержку от других верующих людей. В такие моменты я себя чувствовала пустым сосудом…

 

 

Я так четко теперь понимаю,

Что сама ничего не могу…

 

Когда кроху своими руками

Укачать в полусне не могу:

В его легких зло крови узлами

Урезает дыханья длину.

 

Когда вены стеноз окружает

И уродует сердца стену,

И желудок лекарством терзают,

И больница уж невмоготу…

 

Я боролась молитвой, слезами,

Я гнала, что есть мочь, темноту,

Что уселась на сына мешками

Под глазами, что живо снуют…

 

Я так четко теперь понимаю –

Без Тебя ничего не могу…

Я сосуд, что лишь пуст, и печалю,

Когда силы Твоей не дарю…

 

 

 

Синий код

Наступил август. Мы все еще были в больнице. Я, честно сказать, как будто бы потеряла чувство времени. Но все чаще хоть на один день, хоть на два отпрашивалась домой. 19 августа наш папа приехал к нам в больницу – это был его день рождения, и мы решили провести этот день вместе. К тому времени я уже приподнимала изголовье Семкиной кровати, чтобы ему дышалось легче, и у нас на кровати опять «красовался» монитор, где измерялась его сатурация и сердцебиение. Была б моя воля, я бы разбила его вдребезги... Он и успокаивал, и раздражал меня одновременно. Мы опять были при сенсоре на ручке, и опять были "привязаны" этим проводочком к кровати. Вскоре нам подсоединили кислородную маску, чтобы помочь Семке получать нужное количество кислорода… Вот и приехал наш папа.  Меня как будто гора с плеч упала. Я смогла расслабиться, лечь в кровать и просто смотреть, как два моих мужчины общаются между собой. Семка тянул свои ручки к лицу мужа – они строили что-то исключительно свое, что-то пацанское. Я не хотела мешать им, поэтому просто тихо наблюдала за ними… настало время кормить малыша, и я потихоньку вводила ему молоко шприцом через зонд. Вот и все дела… через какое-то время мы отпросились на 2 часа погулять – сыграть в боулинг и поужинать в Лидо – побыть вместе, отпраздновать его день рождения, перезарядиться для больницы.

 

 

Когда мы вернулись, Семка не плакал, но медсестры выглядели уставшими, говорили, что как только мы покинули отделение, он поднял всех на уши криком и плачем. Давно они ни с кем так не нянькались, как с ним сегодня… А Семка смотрел на нас, как будто ничего такого и не вытворял. Муж остался с нами на ночь. Как же непривычно ему было вставать в единственный выходной (субботу) уже в 8 утра! Но таковы больничные законы…особенно для пап, которые остаются на ночь в палате… в субботу он уехал домой. А Семка выглядел уставшим. Мне было спокойнее его держать с кислородной маской, так ему было легче. В те выходные он умудрялся вырывать по нескольку раз свой зонд (но его неизбежно надо было вставлять обратно). Смотря на этот зонд, мне казалось, нас вообще никогда не выпустят домой. Больница стала в каком-то смысле нашей тюрьмой…

 

И вот, пару дней после дня рождения мужа, однажды ночью он захлебнулся своей рвотой… как я ни старалась этого предотвратить, как я ни «жонглировала» с ним в моих объятиях, желудок все же сдавал позиции… от захлеба появилось хриплость в дыхании… нам прописали антибиотики, ведь что-то попало и в легкие, которые надо было беречь, как зеницу ока… Семке стало лучше, но потом ночью, когда я спала, он опять захлебнулся кашей, и в этот раз это дало осложнение. За день или два у него поднялась температура, он дышал совсем плохо… взяли анализы – а там конкретное воспаление, и кровь от углерода очень кислая… я вспоминаю, как он дышал… я тогда не понимала, что смотрю на угасающего еле дышащего Семку, у которого все правое легкое было в воспалении… мне не было покоя на душе. Он мучился… пытался плакать, но это отбирало у него дыхание. Он кривился, делал долгую паузу, а потом пытался сделать вздох… он закрыл глаза и уже не плакал. Он этого уже не мог. Он выживал… Сатурация падала до невообразимых цифр… 29-22 %... (а должно было быть 100). Медсестры вызвали Синий код - специальная процедура вызова реаниматолога в отделение… Пока они вызывали его, я пошла в туалет (он был рядом с палатой) – я смывала водой из под крана свои слезы. Мне просто надо было продержаться до момента, когда его интубируют (поставят на искусственное дыхание). Тогда я буду знать, что он не мучается. Тогда я, оставшись одна, смогу выплакать и вырыдать перед Богом весь увиденный моими глазами ужас… Только тогда. А сейчас, пока в моей палате куча медсестер и пришли врачи, которые забирают Семку обратно в реанимацию, я буду держаться, что есть мочь, и молиться за моего героя, за моего Семочку...

Слава Богу, что тогда я не знала исхода, слава Богу, что это испытание не знала наперед! Я действительно теперь понимаю всю ценность незнания и доверия Богу в каждом шаге своего пути. Мы действительно тогда спим спокойнее и можем выдержать то, что предназначено нас не сломать, а улучшить. Теперь я понимаю, что это заблуждение - думать, что, имея всю информацию, мы обязательно сможем сделать правильные выводы. Это далеко не так… Скорее всего мы бы просто с ума из жалости к себе или наделали бы роковых ошибок, боясь будущего… Я не знала исхода и просила о чуде, потому что понимала, что нам никто не мог и не сможет полноценно помочь, кроме Бога. К Нему одному, вся разбитая, но я поднимала свой затуманенный слезами взор, к Нему одному, когда Семку забрали с палаты, устремляла реки, вырвавшиеся из моих глаз, лежа на своей кровати в палате. Время моей борьбы прошло. Я опять еду домой. А Семка – больше не мучается и спит под успокоительным лекарством. За одно это, Господи, большое пребольшое спасибо…

 

Продолжение следует